Толкните тяжелую дверь огромной залы, богато уставленной скульптурами эпохи средневековья, ступите на натёртую до зеркального блеска мраморную плитку — и вы услышите лишь стук ваших ботинок, прорезающий мёртвую тишину, царящую в полутьме. Замрите на момент и очнитесь от нахлынувшей иллюзии безмолвия — и вашему слуху откроется волшебной чистоты и нежности мелодия, словно доносящаяся откуда-то издалека.
Пройдите дальше — и застынете в восхищении. Пианист, самозабвенно прикрыв глаза, извлекает из инструмента каскад звонких нот, покачиваясь в такт неторопливому адажио. Из-под его шершавых пальцев льётся та самая неземная музыка, которая ласкала ваш слух пару секунд назад, а сейчас вы скрепя сердце погружаетесь в неё без оглядки, следя за уверенными движениями пластичных рук.
Он заметил вас, но не подаёт виду. Он, не прерываясь, наблюдает за вами краем глаза, ожидая действий или слов. Он чувствует, как на каждом гремящем, раскатистом аккорде левой руки ваше дыхание замирает, а на легком водопаде хрустальных звуков верхних октав — расправляются плечи и дёргаются уголки губ. Он безошибочно угадывает ваши действия, будто знал, что кто-то именно в эту минуту зайдет послушать его игру.
Сейчас его музыка только для вас. Ныряйте в тихий омут, не страшась расправы — вам обязательно подадут руку, если эмоции захлестнут с головой, открыв чертям тернистый путь в вашу светлую душу.
Еле слышным отзвуком мизинец выводит финальную «ми». Пианист хмурится: рука дрогнула и смазала чистый звук. Мелодия — как картина: одно неверное движение — и кропотливо выстраиваемый идеал рассыпается на бесчисленные осколки. И всякий раз ему приходилось терпеливо собирать эти осколки, раз за разом исполняя мелодию до тех пор, пока каждый звук, каждая нота, каждое движение пальцев не станут безупречны. Всякий раз музыка увлекала его, и он уходил в неё без остатка, готовый в любой момент воспрянуть и очнуться от нахлынувших мечт и воспоминаний. Но в вашей голове тот самый идеал всё ещё цел и непоколебим, ведь настигнутый волнением музыкант никогда не доволен собой.
Он поворачивается к вам лицом, лишь на мгновение встречается с вами взглядом и невольно прерывает неловкую попытку выразить восхищение. Он замечает это и стыдится, решаясь наконец проговорить:
— Прошу прощения. Я не хотел вам помешать.
Достоевский (ЭИИ, Гуманист)